— Туда. К девкам.

— Конечно, можешь! — воскликнул я. — Наш гостеприимный хозяин угощает!

Барди зычно расхохотался над словами Вепря. Они были чем-то похожи. Оба крупные, бородатые, с гулкими голосами, и шутки у них были похожие. Они нашли то ли общих родственников, то ли знакомцев с северных островов, и уже чуть ли не побратались. Альрик сидел немного в стороне, смотрел в стену и о чем-то размышлял.

— Так ведь жениться… — продолжал шептать Аднтрудюр.

— На ком? На них? — рассмеялся я. — Это ж рабыни! Им что скажут, то они и делают. Жениться на такой — себя позорить! Ты подумай, какой от рабыни сын родится?

— Тогда я пойду?

— Иди, конечно, — и тут меня осенило. — Так ты что? Еще ни разу с бабой не был?

Аднтрудюр, здоровенный мужик, видевший зим поболее моего, побагровел, отвернулся, а потом вскочил и побежал в закуток. Вот тоже… Еще один ребенок нашелся. Впрочем, как я понял, у них там на острове с этим туго было. Все девки наперечет, все кому-то обещаны, и рабынь полнейшая нехватка. И, кстати, что-то давно Дагмара слышно не было. Да ну и Бездна с ним.

Я дождался, пока в закутке освободилось место, и поднялся, чтобы тоже туда заглянуть. Интересно же, чем бриттки отличаются от наших девок!

— Кай! Кай!

Хёвдинг? Что ему опять понадобилось?

— Сходи проверь тварь! Не сдохла бы. Воды ей дай, только смотри, чтоб руки не откусила.

— А чего я?

К тому времени дождь усилился, и выходить из жаркой избы в слякоть вообще не хотелось.

— Не Видарссона же посылать? Она его точно сожрет.

И то верно. Видарссон уже пару раз сбегал в закуток да пива выхлестал, не дай Фомрир, и, судя по мутному взгляду, мало что понимал.

Я нехотя накинул первый попавшийся плащ и вышел во двор. Еще пока не стемнело, хотя из-за серых туч и ледяного дождя казалось, что на дворе уже сумерки. Трижды чуть не подскользнувшись на разлегшихся свиньях, я добрел до свинарника, распахнул дверь и спьяну не сразу сообразил, что происходит.

— Стой, стервец! Стой!

Прыжок! Меч полетел в одну сторону, мальчишка — в другую. Поздно. Тварь забилась в конвульсиях и затихла. Неужто издохла? Неужто? Из угла полыхнуло рунной силой. Прямо у меня на глазах на пацана снизошла божья благодать… Два раза подряд.

Я схватил Дагмара за шиворот и, не давая встать, потащил его прямо по грязи в дом, с трудом сдерживая себя. Он сучил ногами, вырывался, визжал, точно подбитая свинья. Но что он мог сделать против моей пятой руны?

Вот же мелкий гаденыш! Твариный ублюдок! Он и когтя этой твари не стоил. Да он раба зарубить не мог! А пойманную, израненную и запеленутую тварь смог! И как только штаны не обоссал со страху? И ведь дождался, пока мы напьемся, спер чей-то меч и втихую прокрался в сарай. Только чего ж так долго ждал? Мы уже давно сидим.

Я швырнул его, прямо на стол, забрызгав грязью и еду, и ульверов.

— Что за дрянь? — вскричал Барди. Его рука тщетно ощупывала сползший пояс. Меча на нем не было.

— Кай! — это уже Альрик.

— Этот дерьмоглот… отрыжка Бездны… он убил тварь, — прохрипел я. — Прокрался в сарай и всадил меч.

Из закутка выскочили бесштанные ульверы. Аднтрудюр и вовсе голышом.

Барди трезвел прямо у нас на глазах.

— Гляньте на его руну! Один удар — и сразу третья. И делать ничего не пришлось! Крысеныш!

Мальчишка хоть и получил третью руну, выглядел сейчас жалко. Такого даже бить противно! С ног до головы покрытый грязью и свиным дерьмом, скорчился на столе под осуждающими взглядами родни и гостей. Если бы мог, я бы собственными руками выжал из него эти руны, выдавил бы вместе с кровью, вытащил с жилами и кишками.

— Дагмар, — сказал тихо Барди. — Что ты натворил…

Пацан медленно приподнялся, стер грязь с лица и заговорил.

— А что такого? Ты же не разрешил мне убить раба! Сказал, что нельзя. Мол, кому поля пахать! Скот пасти! А обо мне ты подумал? Неужто мне, твоему сыну, так всю жизнь и просидеть на первой руне?

Тулле крепко вцепился мне в плечо, да и Альрик втиснулся между мной и столом. А мальчишка всё не унимался:

— Все уже на второй-третьей руне, а я — на первой. Сам виноват! Не отдал меня в рунный дом! Предки так не делали. Туда нельзя! Сюда нельзя! Рабов не трожь! Мечом маши! Никто уж так не живет! Не мог же я…

Бух! Смачная затрещина снесла мальчишку со стола. Если бы не третья руна, сдох бы. Барди обтер руку о рубаху, рухнул на лавку. И вдруг как врежет обоими кулаками по дубовой столешнице. Доска толщиной в кулак треснула и переломилась.

Дагмар, не вставая, отполз к стене и сжался в комок. Мерзкий вонючий комок дерьма!

Зато я почему-то успокоился. Бонд был достойным человеком и честным нордом. Такой не попытается прикрыть сына.

— Брат! Сходи проверь тварь. Принеси меч, которым он ее убил.

Голос Барди был страшен. Ледяное спокойствие. Он принял решение.

— Жена! Почему не кричишь? Почему не воешь? У тебя только что сын умер!

И жена бонда тут же истошно завопила-зарыдала. Вполне искренне.

— Мать! Я плохой сын! Дожил до таких лет, а достойного внука тебе так и не подарил.

Никто из домочадцев не вступился за мальчишку. Ни мужчины, ни женщины, ни дети. А Дагмар вроде бы начал понимать, что он натворил. Он держался рукой за челюсть и умоляюще смотрел то на рыдающую мать, то на старуху с изломанными горечью губами, то на отца.

Вернулся брат Барди, положил на поломанный стол меч. Бонд протер его полой рубахи, усмехнулся.

— Еще и чужой меч взял. Мой тяжеловат оказался? Или этот блестел ярче?

Я присмотрелся. Точно. Один из трех мечей, что я получил. Наверное, пацан и правда выбрал самый нарядный. Только у этих были позолоченные рукояти.

Бонд тяжело поднялся, подошел к мальчишке, схватил его за волосы, поднял. Даже сквозь грязь виднелись синяя опухшая щека и кровоточащий нос. Барди отсек мечом волосы Дагмара, затем сорвал пояс с кошелем и ножом, последний раз посмотрел в глаза сыну и сказал:

— Пошел прочь!

— Отец, ты чего? Я же не хотел! Прости меня. Это я виноват! Это всё я виноват! — быстро-быстро зашепелявил он. — Я был неправ. Я наймусь в хирд. Я верну деньги.